@темы: pictures, harry potter, wow, fav, aesthetic

---

с.лукьяненко — "бхеда";

В рукаве той руки, что дальше от сердца, бог предательства Бхеда прячет короткий кинжал, которым удобно бить друга в спину.
В ладони той руки, что ближе к сердцу, бог предательства Бхеда держит фальшивую золотую монету, которой платит и за зло, и за добро.
Рукава одежд у Бхеда длинны, ладони крепко сжаты. Никто не знает, с какой стороны груди у бога предательства сердце.
И никто не знает, в какой руке — фальшивая монета, а в какой — нож.

Веки бога предательства, Бхеда, сомкнуты — ибо никто не должен читать в его глазах.
Во рту бога предательства, Бхеда, нет языка — ибо язык может случайно сказать правду.
Но никто, ни среди смертных, ни среди богов, не видит так зорко в человеческих сердцах как Бхеда.
И никто, ни среди смертных, ни среди богов, не бывает так красноречив.

Губы бога предательства, Бхеда, тонки и неподвижны. Лицо его — будто ледяная маска, не знающая человеческих чувств.
Но иногда, как говорят те, кто решился посмотреть ему в лицо и остался жив, губы Бхеда изгибаются в едва заметной улыбке. Даже боги любят пошутить, а предательство… что ж, оно не меньшая шутка чем человеческая жизнь или человеческая смерть.
Но улыбаться за всех предателей приходится Бхеда.

Одна нога у бога предательства Бхеда хрома, потому что хорошее предательство как и хорошая месть — никуда не спешит.
Другая нога у бога предательства Бхеда лишена пальцев, потому что предательство всегда требует пожертвовать чем-то.
Но пока бог Бхеда стоит, его хромота никому не видна.
Но бог Бхеда никогда не снимает сапог и цену предательства знает только он сам.

Бог предательства Бхеда не плачет о предателях, он сам предатель.
Бог предательства Бхеда не плачет о преданных, он и сам предан.
Но иногда из закрытых глаз Бхеда стекают злые и едкие слезы — это слезы зависти. Потому что даже в мире, где он властвует безраздельно, для настоящего предательства нужен кто-то, ему неподвластный. Кто-то, кто не предаст. Слезы текут по его лицу, прожигая кожу, и на лице выступает алая морось — потому что кровь красна даже у демонов и богов.
И тогда огромный пес, лежащий у ног Бхеда встает на задние лапы и шершавым языком слизывает ядовитые слезы с лица бога.

@темы: wow, fav, цэ

---

@темы: wow, ot7, aesthetic, gifset, bangtan, музыкатя, hwayang

---

@темы: pictures, wow, fav, bangtan, jungkookie, hwayang

---

«День, когда земля остановилась»

Автор: mindheist
Перевод: katherineboy., zeta.leporis
Пэйринг: vkook
Рейтинг: pg-13
Жанры: слэш, драма, AU
Размер: мини, 10 страниц

Описание: Где-то в Нью-Йорке, Сеуле, Флоренции, Лос-Анджелесе пишется история, что стара, как мир.

Вот история, которую знают все:
У мира нет конца. У всего остального – есть.
Всё началось с Нью-Йорка. Город, который никогда не спит, внезапно остановился, словно кто-то нажал на паузу посередине фильма. Разлитый кофе каплями повис в воздухе. Женщина в красном пальто, вытянув руку, запутавшуюся в шарфе, пыталась поймать такси – жёлтую машину, которая уже никогда не притормозит у обочины. По миру мгновенно разлетелись миллионы фотографий замерших неоновых вывесок Таймс-сквера, сделанных журналистами и фотографами со всех уголков планеты. Каждый хотел поглазеть на город, который когда-то был одним из самых оживлённых мест на земле.
– Спорим, вживую выглядит круче, – невнятно пробубнил Тэхён с набитым ртом и прильнул к чонгуковскому плечу. Чонгук, подобрав под себя ногу, пролистывал на ноуте галерею гугл-новостей. – Похоже на музей мадам Тюссо. Ну, или на то, как Ртуть видит мир.
– Ртуть?
Тэхён перестал жевать и скорчил обиженную мордочку:
– Пьетро Максимофф. Один из Людей Икс. Развивает сверхчеловеческую скорость. Серьёзно, Чонгук, не знать такое...
– Мне это кажется жутким.
Тэхён посмотрел на фотографии вместе с Чонгуком, отвлёкшись на то, чтобы предложить ему пончик. Чонгук отрицательно покачал головой. Девушка за кассой Макдональдса натянуто улыбнулась, протягивая клиенту его заказ. Прошлая ночь была тяжелой. Бездомный мужчина в заношенной шапочке улыбнулся молодому человеку, чьи купюры легли поверх горстки мелочи. А сегодняшний день будет счастливым.
– Только если чуть-чуть, – согласился Тэхён. – Там ничего не двигается, да? Нет ни ветра, ни дождя.
– И люди не могут туда приехать без кислородных масок. Дышать тоже нечем.
– Грустно, – Тэхён, наконец, расправился со своим пончиком и вкусно облизал пальцы. – Что если там была женщина, которая рожала в тот день? Она никогда не увидит лица своего ребёнка. А что если там был парень, решившийся пригласить на свидание девушку, которую он любил уже несколько лет? Он так и не узнает, согласилась ли она.
Чонгук, протянув руку, большим пальцем аккуратно вытер пятнышко клубничного джема в углу тэхёнова рта:
– Конечно, любому станет грустно, если так рассуждать.
– А можно как-то по-другому?
– Ты единственный, кто любит всякие слезливые истории, хён, – ответил Чонгук. – Но ты ведь знаешь, люди всегда мечтали уметь останавливать время. Замораживать события, эмоции, вещи в их самом прекрасном проявлении. Может, женщина и не увидит своего ребёнка, но среди остановившихся людей наверняка кто-то встал на колени перед тем, с кем хотел провести остаток своей жизни. Представь, они навсегда застыли с выражением безумного счастья на лице.
Чонгук прав. Для обычного студента он рассуждал на удивление взросло. Но на тэхёновском лице вдруг вспыхнула понимающая улыбка, и Чонгук, отпихнув его от себя, начал собирать в рюкзак свои вещи.
– Неважно. Увидимся завтра.
– Встретимся возле столовой?
– Да, подожди меня после занятий.


А вот история, которую знает Чонгук:
На выходных он поехал в Пусан навестить семью.
Сеул, конечно же, прекрасен. Меньшего от мегаполиса, чьё название встало в один ряд с Токио, Парижем и Лос-Анджелесом, Чонгук не ожидал. В Сеуле есть друзья, развлечения и ночная жизнь. В Сеуле есть Тэхён. В Сеуле есть всё, кроме тишины родного города.
Чонгук посмотрел на стекавшие по окнам такси капли дождя. Была середина дня, но небо почему-то скуксилось до грязно-серого, а Тэхён постоянно отвлекал яркими и смешными картинками из смайликов.
я соскучился, – пришло следующим сообщением.
но я уехал всего два часа назад.
знаю! как мне пережить эти выходные?
Чонгук закатил глаза:
что насчёт хосока?
пишет свой диплом, – тут же ответил Тэхён. Под последним сообщением высветился серый пузырь о том, что собеседник продолжает печатать.
– Как странно, – неожиданно произнёс водитель, и что-то в его голосе заставило Чонгука оторваться от телефона. Лист, прилипший к лобовому стеклу, не соскальзывал и не сдвигался ни на миллиметр, оставаясь неестественно неподвижным, влажным и сморщившимся. – Неужели это…
Кажется, перестал стучать дождь, перемешанный со снегом, и что-то странное затаилось во внезапно затихшей дороге. Сбросив скорость, машины практически поползли по асфальтовой полосе, но там, где должна была возникнуть какофония сигнальных гудков, звенела мёртвая тишина.
Чонгук открыл своё окно. Вот он, самый верный признак: крупные блестящие капли дождя и снежинки повисли в воздухе, похожие на алмазы и жемчуг. Протянув ладонь, Чонгук осторожно коснулся их, но они не оставили ни следа на его коже.
– Похоже на то, что произошло в Нью-Йорке, – задумчиво продолжил водитель. – Странно. Люди думали, эта чушь будет распространяться по Соединённым Штатам, но… стой! Куда ты, парень?
Чонгук, не дослушав, выскочил из такси, оставив дверцу распахнутой настежь. Его дом всего в трёх кварталах от вставшего перекрёстка. Пусан прямо у него на глазах превращался в сувенирный рождественский шар, только в натуральную величину, и Чонгук в нём – небрежная ошибка идеальной скульптуры.
Лёгкие горели изнутри, он бежал, петляя между хёндаями и ауди, и кашлял от случайно попадающей в рот влаги. Какие-то машины замерли посреди дороги с включёнными поворотниками. В других видно, как водители склонились к радио, чтобы сменить станцию. Рассматривать тщательнее у Чонгука не было ни желания, ни времени.
Его родной дом – скромная квартирка в многоэтажном доме. Он кое-как попал ключом в замок, настолько сильно у него тряслись руки.
Дверь открылась, и на пороге Чонгука встретила его собачка с пастью, раскрытой в беззвучном лае. Она, должно быть, видела, что он пришёл. Она, должно быть, понимала.
– Привет, девочка, – сказал Чонгук, опустившись на колени и пропуская через пальцы мягкую кремовую шёрстку. Он почувствовал, как к горлу подступили слёзы. – Эй, это же я, не узнаёшь меня?
Но собачка оставалась безжизненной, словно чучело.
Потом только Чонгук понял, что надо было сразу же уезжать отсюда. Видеть отца, сидевшего за обеденным столом, старшего брата, расставлявшего тарелки и ложки, рот которого приоткрылся в удивлённое «о», а свободная рука застыла в непонятном жесте – увидеть их такими было выше его сил.
Мама в цветочном фартуке стояла, склонившись над кипящей кастрюлей. Белые и густые клубы пара причудливыми завитками висели в воздухе. Она держала телефон в руке, и Чонгук негнущимися пальцами забрал его у неё.
Наш сын Чонгуки. На контакте стояла фотография с его второго дня рождения, на экране светилась анимация вызова, дата – вчерашнее число. Она хотела узнать, во сколько сын приедет домой.
– Мам, – прошептал Чонгук, отложив телефон на тумбочку. – Я вернулся.

До самой темноты Чонгук сидел на расстеленном прямо на полу матрасе. В квартире было зябко, гуляли сквозняки, обогреватели не работали. Ближе к ночи позвонил Тэхён, но Чонгук его проигнорировал.
Затем посыпались сообщения:
чонгуки, я слышал о пусане. новость гремит по всему сеулу!! ты в порядке???????
ты дома? с родными всё хорошо? где ты?
ответь мне!!!!
чон чонгук!!!
чонгук, перезвони мне, когда сможешь, ладно???
Нажимая кнопку вызова, он ни о чём не думал, но когда Тэхён что есть мочи заорал в телефонную трубку, Чонгука даже вернуло в реальность. Точнее, в то, что вместо неё осталось.
– У тебя всё хорошо? Где ты? Чонгук, ты слышишь меня?
– Хён…
– Как ты? Что с твоей семьёй? Чонгук, пожалуйста, не молчи.
– Я в порядке, – тихо ответил он. – Но только я.
– Только… о, – слышно, как Тэхён перевёл дыхание, подбирая слова. – Господи, Чонгук…
– Всё нормально, хён. Кладу трубку.
– Подожди! Хочешь, я приеду к тебе? Ты можешь вернуться в университет?
Несказанное «не надо, всё хорошо» почти вырвалось изо рта. «Не надо, успокойся, хён, ночь на дворе, лучше поспи, тебе завтра вставать на учёбу». Тэхён никогда не просыпался рано утром ради учёбы. Но Пусан, чёрт подери, почти что на другом конце страны. И всё же он, давясь чувством вины, попросил:
– Тебя не затруднит?
– Нисколько, – мгновенно заявил Тэхён, и после этого Чонгук услышал, как у него там что-то упало на пол. – Только скажи, как добираться, я уже практически не помню.
– Угу, – чонгуков голос стал едва ли громче шёпота. – Сначала садись на автобус, который останавливается у главного входа…

Чонгук ждал. Его желудок заурчал в голодном протесте. Мысль ограбить холодильник, доверху забитый едой, пришлось отбросить, когда Чонгук вспомнил, как ощущались капли дождя на коже. Отплёвываться несъедобными токпокки ему совсем не хотелось.
Мир вокруг него крепко спал. Тэхён отписывался Чонгуку короткими сообщениями, оповещая о каждом своём шаге и смене транспорта. Он приехал в самый тёмный час перед закатом, появляясь в дверном проёме, как призрак в городе мёртвых. Слабое свечение экрана выхватило из темноты его щеку, но он тут же убрал телефон от лица, когда увидел Чонгука, сидевшего, притянув к груди колени. Губы Тэхёна задрожали, как будто он хотел что-то сказать, но он молча перешагнул через порог и протянул руки.
Встать для Чонгука оказалось целым испытанием, мешали слабость во всём теле и головокружение, возникшее от долгого кислородного голодания. Он едва переставлял непослушные ноги, сделал несколько неуверенных шагов и оступился, но Тэхён поймал его, сгрёб в крепкие тёплые объятия:
– Я с тобой, Чонгук. Я рядом.
Ему неудобно. Тэхён ненамного выше, ещё и худее самого Чонгука. Он прижимает к себе слишком сильно, мышцы устают от напряжения, и Чонгук прячет лицо в сгибе тэхёновой шеи. Они стоят так до тех самых пор, пока не должно проснуться живое солнце, но вместо этого оно спокойно прячется среди лоскутного одеяла из дневных облаков, похожее на скучное серое граффити.


Вот история, которую никто не хотел знать:
Учёные назвали этот феномен Остановкой.
Города один за другим выходили из строя, как будто кто-то отключал гигантский источник питания. В последующие несколько недель во всех новостях говорили о Пусане, потом без предупреждения пропал маленький городок Спаркс в Неваде. Едва общество узнало об этом, как то же самое произошло в Каире.
Затем быстро и неотвратимо перестали функционировать огромные территории разных стран. Одним утром половина Чили проснулась, чтобы обнаружить свою южную соседку застывшей в разгар сбора урожая. В Кении навсегда затихла Серенгети: антилопы гну стояли у водоёма, расправив шеи, львы неподвижно охотились на хромоногую зебру.
Никаких причин и намёков на то, какой город феномен остановит следующим, не было. Он не распространялся, как вирус: с бешеной скоростью, вдоль торговых путей или по географическим границам. Время не видело разницы между молодым и пожилым человеком, между Старым и Новым миром, между богатыми и бедными. Время всегда было единственной вещью, над которой не властны ни деньги, ни золото.
– И что мы будем делать дальше?
Это спросил Чонгук. Его знакомые собирали пожитки и убегали. От чего – никто не знал. Невозможно было предсказать, где опять проявится феномен. Одни спокойно жили так, как жили раньше. Другие начинали бежать. Третьи признали неизбежность Остановки и сдались ей на милость.
Поэтому естественно, что именно Чонгук, молодой человек, неуверенный в своём будущем, задал такой вопрос.
– Ну, я через пять месяцев защищаю диплом, – вздохнул Хосок, перелистнув страницу в тетради. – И мне бы очень хотелось попасть на свой выпускной.
– И мне, – согласился с ним Намджун. – Ещё много осталось такого, что я хотел бы попробовать, дела, которые нужно закончить, но если конец и правда где-то рядом… Тогда мне лучше поторопиться.
– Хотел бы я, чтобы был способ узнать, – сказал Чонгук, устроившись на своём любимом диванчике. Он, вроде бы, занимался домашней работой, но его взгляд упрямо перебегал на новостной канал, не сообщавший ни о чём другом, кроме случаев Остановки по всему миру. – Хотел бы я, чтобы наш конец никогда не наступил.
– Но, Чонгуки, – отозвался с пола Тэхён, уже несколько часов страдавший над учебником, – жизнь только потому так прекрасна, что однажды она заканчивается.


Вот история, которую знает Тэхён:
Он не понимал, у кого Чонгук научился самоконтролю, как не расклеился, когда увидел, что случилось с его семьёй в Пусане; пока это не произошло с ним.
Ситуация, конечно, отличалась, но у Тэхёна всё равно раскрошилось сердце. Он рассказывал, как однажды подшутил над одноклассником, и Чонгук улыбался, смеялся вместе с ним, пока Тэхён открывал дверь своей комнаты в общежитии:
– Так вот, я сказал ему, что в женский туалет забрёл ребёнок, и он побежал туда… А там девушка, в которую он был влюблён, мыла руки в… – он резко остановился, и Чонгук почти врезался в его спину. – Намджун-хён?
Чонгук подхватил его под локоть, но Тэхён, проигнорировав, продолжил идти к неподвижному Намджуну, на лице которого застыли понимание, шок и, может быть, немного грусти. Он вытаскивал из ушей наушники, глядя на Хосока, повернувшегося к нему полубоком, потому что Намджун позвал его.
– Хён, – несмело выдавил из себя Тэхён, сбрасывая рюкзак, с глухим стуком упавший на пол. Он дотронулся до хосоковой руки. Подвигал ею, согнул в суставах, как механическую, и вернул в прежнее положение. – Хён, это я, поговори со мной, я же вернулся! Мы должны были пойти гулять сегодня! Ты обещал мне!
– Тэхён, – мягко позвал Чонгук, приобнимая за плечи.
– Хён, – снова и снова повторял Тэхён срывающимся голосом. Он тряс Хосока, но его сосед по комнате был больше похож на манекен. – Хён, перестань, это не смешно.
Ему на глаза попались часы в углу монитора компьютера. 15:09. На улице почти наступило шесть вечера.
– Тэхён, – снова прозвучал чонгуков голос, – нам лучше уйти.
– Куда? – он резко обернулся, сбрасывая с себя руки Чонгука. Глаза его сузились от злых слёз. – Куда мы пойдём? Нам некуда бежать. Никто не знает, какое место остановится следующим. Сейчас везде небезопасно!
Страх и отчаяние, давно зарождавшиеся в Чонгуке, наконец нашли выход в виде острых, как бритва, слов:
– А что ты собираешься делать здесь? – он обвёл руками комнату. – Ничего не функционирует. Еда несъедобна. Будешь делать вид, что всё в порядке? Хочешь жить, как кукла в игрушечном домике? Потому что твоя жизнь именно на это будет похожа!
Раньше он никогда не повышал на друга голос. Взрыв чужого гнева вынудил Тэхёна сморщиться, и он отвернулся, пряча блестевшие дорожки на щеках.
– Давай сначала сходим к тебе, – хрипло сказал он, подбирая свою сумку. – Я, может быть, потом одолжу у тебя… кое-какие вещи.
– Конечно.
– Могу я… – Тэхён заколебался. – Могу я ненадолго остаться? Хочу попрощаться.
– Хорошо, – отозвался на его просьбу Чонгук. Он натянул рукава своей толстовки до ладоней и тканью бережно стёр слёзы с лица Тэхёна. – Встретимся снаружи.
– Дождись меня, ладно?
– Не волнуйся. Дождусь.

То, что он сделал, не было похоже на прощание, но это лучшее, что Тэхён мог предложить. Он вставил наушники обратно Намджуну в уши, где они и должны были быть, повернул Хосока лицом к компьютеру. Тэхён не хотел, чтобы его друзья выглядели так, будто у них остались незаконченные дела в этом мире. Он достал из рюкзака свой айпод и подключил в разъём наушники Намджуна, нашёл его любимый плейлист и положил плеер ему в руку. Загнул пальцы так, чтобы проигрыватель не упал.
Тэхён выпрямился. В айподе скоро сядет батарейка – в последний раз Тэхён заряжал его дня два назад. Но сейчас думать об этом было слишком поздно, поэтому он развернулся и ушёл, не оглянувшись.
Намджун, студент, который должен был с отличием окончить университет, больше всего на свете хотел дарить людям свою музыку. Теперь она будет звучать всегда.

На следующее утро всё в Сеуле вышло из строя. Тэхён и Чонгук чудом успели выбраться в Инчон. Они заночевали в аэропорту, в котором каждый день совершались сотни и тысячи посадок. Больше никто не останавливался, чтобы сфотографировать айдолов. Что ж, многие знаменитости в этом аэропорту и не появятся снова.
Чонгук и Тэхён встали в ту кассу, к которой выстроилась самая короткая очередь. Они даже не знали, в какую страну полетят.
– Я снял со своего счёта всё, что мог, пока банки не перестали работать. Не так много, как хотелось бы, но на какое-то время, думаю, нам хватит.
– Я тоже снял, – шёпотом ответил Тэхён, провожая взглядом врезавшуюся в них пару в масках. – Забрал все свои сбережения, там сумма вышла немаленькая.
– Ты не думаешь, что рискуешь?
– Чем же?
– Ну, это всё-таки были деньги на учёбу…
– Мне кажется, наш университет ещё долго не будет принимать студентов.
Тэхён прав. Два месяца прошло с первой Остановки Нью-Йорка, и с тех пор там ничего не изменилось.
– Что будем делать, когда приземлимся?
– Искать, где можно пожить, – подумав, сказал Тэхён. – Хотя, честно говоря, не могу представить себе место, где нас бы с радостью приняли.
– А если Остановка произойдёт во время полёта?
Тэхён удивлённо взглянул на Чонгука, думая, шутка это или серьёзный вопрос. Но Чонгук не тот, кто стал бы шутить на такую тему.
– Всё будет хорошо, – медленно произнёс Тэхён. – Я буду сидеть в самолёте. Буду сидеть в кресле рядом с тобой.
Чонгук улыбнулся, и Тэхён, поддавшись внезапному порыву, прижался губами к чёлке на его лбу. А может, не совсем внезапному. Может, он очень давно хотел сделать это, но то ли ждал подходящего случая, то ли считал это желание неправильным, странным, нелепым, неприемлемым.
Когда Тэхён отстранился, во взгляде Чонгука не было осуждения. Только улыбка слегка изменилась, стала нежнее и мягче.


Вот история, которую понял Чонгук:
Самолёт приземлился во Флоренции.
Если бы можно было на минуту забыть о том, что они бежали от Остановки, то путешествие вышло бы захватывающим. Чонгук просматривал фотографии остановившейся Венеции: люди там ходили прямо по застывшей в каналах воде. На улицах торговцы продавали украшения из остановившихся капель воды и морской пены, нанизанных на нейлоновую нить.
– Не хочу тебя обидеть, но для меня они… слишком девчачьи, – сказал Чонгук, пока Тэхён застёгивал подвеску на его шее. – Хён, перестань.
– Хочешь, я себе тоже такую куплю?
Чонгук прищурился:
– Свою я буду носить под одеждой.
– Как скажешь.
Так они начали носить парные подвески из итальянской морской воды.

Гостиница, в которую они решили заселиться, приятная и тихая, по соседству жила только пожилая пара, повидавшая на своём веку столько, что Остановка, кажется, совсем не волновала их. В этом смысле Италия была хороша. Никто никуда не торопился. Люди сходились, чтобы в последние дни жить и любить отчаянно.
Ночью они спали в одной постели, положив под голову рюкзаки вместо подушек, в любой момент готовые сорваться с места и побежать. В одну из таких ночей, когда Чонгук практически заснул, полностью провалиться в сон ему помешала рука, осторожно погладившая щёку.
– Чего тебе? – проворчал он, и прикосновение тут же пропало.
– Ты проснулся? – приятное тепло тоже исчезло, когда Тэхён отодвинулся в сторону. – Прости, я думал, ты спишь.
– Я засыпал, – Чонгук открыл глаза, но едва видел Тэхёна, практически растворившегося в темноте. – Что ты собирался сделать?
– Ничего, – заупрямился Тэхён, натягивая одеяло до подбородка и поворачиваясь на другой бок. – Спокойной ночи.
Но Чонгука не устраивал такой ответ. Остановка не позволит ему откладывать на потом. Каждый момент с Тэхёном может стать последним, и Чонгук не хотел навсегда остаться с ним вот так – рядом, но всё равно по-отдельности.
Он протянул руку, повернул Тэхёна к себе так, что в итоге навис над ним, и, просчитавшись, застыл в считанных сантиметрах от взволнованного лица. Ладонь Тэхёна знакомым движением легла ему на щёку, пальцы – так естественно – погладили лицо. Он потянул Чонгука на себя, нуждаясь в нём, волнуясь, что их может остановить навсегда – близко и в то же время очень далеко друг от друга.
«Сейчас», – подумал Чонгук, когда его губы коснулись губ Тэхёна. Вот тот момент, когда время должно остановиться.
Но часы продолжили тикать, жестоко и неумолимо отсчитывая секунды, сковавшие их плечи.

Почти половины США больше не было. Остановлена большая часть Китая. Феномен медленно поражал Европу и просачивался в Южную Америку — ни Чонгук, ни Тэхён не знали итальянского, но могли понять новостные заголовки.
– Что творится в Южной Корее?
– Тебе не понравится, – сказал Тэхён. – Аэропорты остановлены. Мы не можем вернуться.
– Оу, – это не то, что ожидал услышать Чонгук, ему казалось, что дверь домой всегда будет открыта. Теперь она заколочена и закрыта под замок. – Очень плохо.

Флоренция остановилась и чуть не забрала Тэхёна с собой.
Феномен жестоко напомнил о себе. Они шли по окраине города, когда Тэхён вдруг выкрикнул его имя, пальцы выскользнули из чонгуковой руки, и ноги старшего словно вросли в землю.
– Держись крепче, – торопливо приказал Чонгук, и Тэхён так сильно впился ногтями в его ладонь, что расцарапал тонкую кожу. – Я вытащу тебя, не паникуй, не…
– Ско… рее, - голос Тэхёна настолько замедлился, что у него не получалось произносить слова. – Ско…
На мгновение Чонгук растерялся, а потом понял, как действует Остановка. Она не сразу замораживает нормальный ход времени. Проходит несколько секунд, несколько долгих мучительных секунд погружения в вечность. Сердце заколотилось где-то в горле; Чонгук со всей силы потянул Тэхёна на себя и выдернул его из зоны Остановки.
Тэхён упал на колени и, дрожа всем телом, жадно хватал воздух. Чонгук опустился возле него и прижал к своей груди. Перепугавшись, Тэхён почти плакал, хныкал и всхлипывал, вцепившись в чонгуковский свитер.
– Всё хорошо, – тяжело выдохнул Чонгук, с ужасом понимая, что Тэхён мог навсегда остаться один в Италии. – Ты со мной. Всё хорошо.


А вот история, которую Тэхён написал сам:
Осталось не так уж много городов, куда ещё можно было попасть. В аэропорте Милана висело огромное табло, оповещавшее о прилётах и отлётах, о городах, в которых всё ещё открыты аэропорты. Пока они читали, список успел обновиться.
– Лос-Анджелес, – внезапно дёрнул его за рукав Чонгук, тыкая в светящиеся строки пальцем. – Международный аэропорт. Не могу поверить, он всё ещё работает!
– Но в самолёте, наверное, не осталось посадочных мест.
– Может быть, – нахмурился Чонгук, – но на всякий случай я сбегаю проверю.
– Надеюсь, тебе понравится твой провал! – прокричал Тэхён вслед фигуре, исчезнувшей в толпе.
Прошло довольно много времени, и он, заволновавшись, уже собрался пойти на поиски Чонгука, когда тот, помятый, но довольный, вырвался из потасовки, победно размахивая в воздухе двумя билетиками.
– Надеюсь, тебе понравится мой успех, – позлорадствовал он. – Два последних места. Рядом.

Лос-Анджелес напомнил им о последних днях в Сеуле: люди бежали на край земли, а от чего, не могли сказать сами.
Тэхён подсчитал оставшиеся деньги. Их, возможно, хватило бы на неделю основательных трат и двух-трёхразового питания, а если они будут голодать, то хватит и на месяц. Если, конечно, Лос-Анджелес продержится так долго.
– Хён, – замялся Чонгук, глядя, как Тэхён прячет их сбережения. – А мы можем… Мы можем сходить в Диснейленд? Я просто никогда там не был и… Если он работает, я хотел бы побывать там.
Тэхён ни секунды не раздумывал, прежде чем ответить:
– Пойдём хоть сейчас.
– Всё нормально, если мы не можем…
– Нет, не нормально, – Тэхён закинул рюкзак на плечо. – В конце концов, сейчас наше время жить.

Они не успели добраться до парка до темноты, потому что от аэропорта до Диснейленда – полтора часа пути по пробкам. Зато они легко попали внутрь, и кассир сделал им хорошую скидку, увидев, как поздно приехали два одиноких паренька, у которых из вещей – только то, что лежало в заплечных сумках.
Салют взорвался в небе буйством ярких красок. Тэхён неловко переминался с ноги на ногу, когда заметил незнакомого парня, упорно вытягивавшего шею и вставшего на цыпочки, пытавшегося разглядеть хоть что-нибудь из-за спин впереди стоящей семьи.
– Сокджин-хён, посади меня на плечи, – наконец попросил он.
– Но ты тяжёлый, Чимин.
– А ещё низкий, о чём ты любишь напоминать мне.
Его хён устало вздохнул, но всё же наклонился. Чимин выглядел очень довольным, осторожно взбираясь на подставленные мужские плечи и радуясь, когда его подняли над толпой.
Чонгук повернулся и посмотрел на Тэхёна выжидательным взглядом щенячьих глаз.
– Нет, – категорически отказал он. Но Чонгук тут же обиженно надул щёки, а у Тэхёна слабый, очень податливый характер. – Ладно, залезай. Боже мой, Чонгук, ты же лосёнок…
Но Чонгук, ни грамма не раскаиваясь, схватил Тэхёна за плечи и запрыгнул на подставленную спину, коленями обхватывая тэхёнову талию.
– Как тебе воздух там, наверху? – выпрямляясь, спросил Тэхён.
– Восхитительный. И всё хорошо видно.
Мужчина сбоку от них, Сокджин, кивнул им, улыбаясь. Он был одет в деловой костюм, Чимин на нём, открыв рот, показывал пальцем на распустившийся над их головами розовый цветок, прокричал что-то, но его слова заглушились хлопками. Тэхён засмеялся, и хотя с этим мужчиной он, наверное, никогда больше не встретится, они оба понимали, что находятся здесь совсем не ради фейерверка. Салют – всего лишь короткое световое шоу, которое любой запросто может устроить у себя на заднем дворе. А Диснейленд и вовсе работает круглый год.
Когда парк начал закрываться, Чонгук сломя голову побежал в сторону уборных. Туда выстроилась огромная очередь, и он предложил Тэхёну заглянуть в сувенирные лавки напоследок.
– А если вдруг…
– Что такое, хён? – Чонгук приподнял брови.
Подумав, Тэхён покачал головой:
– Встретимся у выхода?
– Ага. Подожди меня возле кассы.


И наконец, история, которую знаете только вы:
Дни в Лос-Анджелесе казались бесконечными. Погода здесь даже зимой была настолько тёплая и мягкая, что позволяла часами греться под солнцем или лежать в тени деревьев, на ночь перемещаясь в мотель.
Одним утром они проснулись раньше обычного и вышли гулять, держась за руки, по травянистым скалам неподалёку от пляжа, потом прошлёпали босыми ногами по вымощенной плиткой мостовой, ожидая, когда рассвет разольётся по небу цветными мазками.
– Нам стоит поучиться сёрфингу, – заявил Чонгук, когда они сели на поляну с видом на пляж. Несколько маленьких фигур в море ловили утренние волны. – Могу глянуть, есть ли это в моём списке желаний.
– Сёрфинг трудный, – ответил ему Тэхён. Он растянулся прямо на земле, разбросив конечности в стороны, одну руку положив на грудь, а вторую – между собой и Чонгуком. – Я три раза пытался научиться кататься на скейтборде, и ничего у меня не вышло, а ведь это была доска на твёрдой земле.
Чонгук лёг рядом с ним, сложив руки на животе, и хмыкнул. Ему всё ещё хотелось спать, и он закрыл глаза в ожидании восхода солнца.
Постепенно просыпался город, небо сначала стало водянисто-розовым, затем огненно-рыжим. Тэхён смотрел на облака и придумывал, на что они похожи, как часто делал это в детстве.
Остановка отняла многое. Она забрала его семью, образование, его будущее и мечты. Она взяла у него почти всё, и несмотря на это, Тэхён ни о чём не жалел, кроме… Ну, было ещё кое-что. Одна вещь, которую он до сих пор не сделал. Он постоянно говорил себе: в другой раз, потом, позже. Но почему-то именно сейчас он почувствовал, что больше ему не выпадет шанса.
Три коротких тихих слова пролегли между ним и концом времени. Тэхён очень-очень долго ждал, чтобы сказать их.
Когда он повернул голову, у Чонгука были закрыты веки, ветер играл с его волосами, прикрывавшими лоб и глаза.
– Чонгуки?
Чонгук обернулся на голос, щекой прижавшись к траве. Его ресницы дрожали, уголки губ сложились в нежную улыбку, и тэхёново сердце защемило от переполнявших эмоций.
– Да?


Встретимся там, где солнце целует землю.

Я буду ждать тебя там, где впервые запустится время.

@темы: fanfiction, translation, wow, fav, bangtan, taekook

---

deus ex human revolution endings;

Darrow Tell The Truth.
Альберт Эйнштейн однажды сказал: «Технический прогресс подобен топору в руках патологического преступника». Не сразу, но мне наконец удалось понять, что он имел в виду. Сколько раз мы гнались за мечтой о прогрессе, которая в результате была извращена? Сколько раз машины, которые должны были улучшить жизнь, разрушали миллионы жизней? А теперь мы хотим применить эту мечту к себе, чтобы улучшить самих себя. Я на собственном опыте знаю, насколько это опасно. Ради выполнения долга мне не раз хотелось выбрать самый простой путь, злоупотребив доступными мне возможностями и ресурсами. Мне удавалось, иногда с трудом, сопротивляться таким желаниям, потому что я ценю человеческую жизнь, но могу ли я презирать тех, кто поддался соблазну?
Технологии дают нам силу, сила обеспечивает господство, господство ведет к злоупотреблению. Дэрроу это понимал. Он знал, что используя технологии для дополнительных возможностей, мы рискуем потерять способность любить, стремиться к лучшему и поступать правильно, а ведь именно это и делает нас людьми. Мы также рискуем дать некоторым личностям власть подчинять себе воле других.
Боль, которую причинил нам Дэрроу, еще не конец света. Это всего лишь начало перемен. А перемен без боли — не бывает.

Sarif Pro Augmentation.
Шариф был прав в одном: природой в нас заложено желание стремиться к большему. Подумайте сами: мы замерзли — и приручили огонь; мы были слабы — и изобрели инструменты; встречая на своем пути препятствие, мы находили способ преодолеть его. Цикл неизбежен, но всегда ли результат будет хорошим? Это как посмотреть.
За последние несколько месяцев мне довелось пройти немало испытаний; но слишком часто мне приходилось учитывать моральную сторону вопроса, чтобы не навредить своими действиями другим. Я снова и снова вынужден был сопротивляться желаниям злоупотребить силой и ресурсами ради быстрого достижения цели.
В прошлом мы должны были компенсировать собственную слабость, находя быстрые решения, которые принесли бы пользу лишь избранным. Но что если нам не придется больше быть слабыми или испытывать моральные дилеммы? Что если путь, предложенный Шарифом, дает нам более стабильные и более высокие ценности? Очевидно одно: впервые за всю историю у нас есть возможность украсть огонь у богов. Отказаться от этого, прекратить стремиться к будущему, где технология и биология сливаются в единое целое и ведут к сингулярности — это все равно что отказаться от своей сущности.
Несомненно, на пути будет немало препятствий, и кто-то неизбежно пострадает. Но разве сбывшаяся мечта того не стоит?
Мы можем стать богами, которыми всегда хотели быть. И, возможно, даже справимся с этой ролью.

Suicide Let Mankind Choose.
Считаю ли я, что человечество способно само себя спасти? Этот вопрос мне задала Элиза. И если честно, я не знаю. После всего, что я пережил, после всей этой войны и хаоса, я хочу верить лишь в одно: человеческая порядочность обязательно победит.
За последние несколько месяцев мне много раз угрожала смерть. Я сто раз мог сдаться, но желание узнать правду, раскрыть тайну и выжить заставляло меня идти вперед.
В большинстве случаев я старался учитывать моральную сторону вопроса, зная, что мне необязательно наносить вред другим. Я держался за свою человечность, сопротивляясь соблазну злоупотребить своей силой или средствами ради достижения цели. И в результате я добился своего. Не значит ли это, что у меня есть право решать за других? Нет... Решать не мне. И не Дэрроу, не Шарифу, не Таггарту.
Путь человечества предстоит выбрать обычным людям. Тем, кто уже много раз выбирал будущее, основываясь на опыте, замедляя прогресс в трудных обстоятельствах, ускоряя его в благоприятных. Смогут ли они это сделать еще раз? Я не знаю. Но я знаю, что никто на этой станции, включая меня, не сможет им помешать.

Taggart Anti Augmentation.
Свобода... Для тех, у кого ее нет, она дороже золота. Но где она начинается и где кончается?
Человек считает, что у него есть право расширять, поглощать, изменять или овладевать всем, что может понадобиться для достижения его мечты. Но сколько раз это приводило к конфликтам с теми, кто верит в то же самое? Оглядываясь на собственные жизненные испытания, на то, как мне удалось их преодолеть, я понимаю, что мораль — наша единственная надежда.
Чаще всего я старался помнить о своих принципах, понимать, как мои действия отразятся на других, но иногда мне приходилось сопротивляться желанию злоупотребить силой и ресурсами ради быстрого достижения цели. Мне удалось сохранить человечность, но соблазн забыть о ней присутствовал постоянно. Именно этот соблазн так беспокоит Таггарта. Он не боится свободы. Он боится хаоса, который разразится, если людей не будет ничего сдерживать, кроме морали. Он хочет урегулировать технологию улучшения человека, так как опасается, что мы начнем злоупотреблять этой безграничной силой.
Абсолютная свобода ничем не лучше хаоса. Для защиты общества необходимы правила и законы, и если людям, стоящим за Таггартом, необходимо действовать тайно, влияя на ход событий, обеспечивая нам безопасное будущее, что плохого в том, чтобы поддержать их? И если они компетентны в той мере, в какой это описывает Таггарт, что плохого в их приходе к власти? Надеюсь лишь, что они будут придерживаться собственных принципов.

@темы: games, wow, цэ